«Никто не станет требовать соблюдения твоих прав, пока ты сам не начнешь этого делать», — убежден 32-летний политактивист Игорь Ясин. Ясин получил образование политолога в Каирском университете и на протяжении 8 лет участвует в различных политических акциях  (защита Химкинского леса, антифа-демонстрации, членство в леворадикальной организации «Комитет за рабочий интернационал»).

Особое внимание в борьбе за социальную справедливость Ясин уделяет защите прав представителей ЛГБТ-сообщества (сообщество геев, лесбиянок, бисексуалов и транссексуалов). Их символы – это розовый треугольник в память о тысячах убитых гомосексуалов и лесбиянок в немецких концлагерях, а также радужный флаг, полоски которого разного цвета, но одинакового размера, — символ того, что все люди равны, пусть и различаются между собой.

Отношение к гомосексуалистам и их правам в современном мире может быть диаметрально противоположным. В начале ноября 2012 года жители американских штатов Мэн и Мэриленд высказались на референдуме за легализацию однополых браков. В России вектор сегодня скорее обратный: в Санкт-Петербурге действует местный закон о запрете пропаганды гомосексуальных отношений среди несовершеннолетних. Вне зависимости от нашей точки зрения на эту проблему стоит признать, что она существует и является достаточно острой.

«Мнения.ру» узнали у Ясина, зачем он занимается правозащитой, с какой целью пытался стать участником Координационного совета оппозиции (КС), что он увидел и узнал во время египетской революции, а также почему миллионов протестующих может оказаться недостаточно для того, чтобы изменить мир.

Игорь, расскажите о том, как вы стали политактивистом. Это произошло во время вашего обучения в Египте?

Нет, это произошло позднее. В Каирском университете, изучая политологию, я просто начал интересоваться левыми идеями и впервые поучаствовал в антивоенной демонстрации против вторжения американских войск в Ирак. С тех пор пикеты, митинги — неотъемлемая часть моей жизни, но именно та демонстрация стала для меня переломным моментом. Спустя время я снова приехал уже в революционный Египет и своими глазами увидел, как площадь Тахрир, полная людей, выступает против диктатора Мубарака.

За несколько лет до этого, вернувшись в Москву, я долго искал, к кому бы примкнуть, общался с единомышленниками, познакомился с «Комитетом за рабочий интернационал». В отличие от традиционных российских левых, близких к сталинистам, они выступают за права ЛГБТ-сообщества. Я решил, что с ними можно сотрудничать.

В чем суть движения за права представителей ЛГБТ-сообщества?

У нас есть такой термин «coming out», или по-другому «выйти из шкафа». Речь идет о добровольном и публичном признании своей гомосексуальности или бисексуальности. Часто человек думает, что после «coming out» отношение его близких к нему станет хуже, но ведь от того, что ты гей или лесбиянка, в сущности, ничего не зависит. Сложнее дело обстоит с отношением общества к гомосексуализму. Движение ЛГБТ пытается наладить с обществом диалог, доказать, что его цели не противоречат интересам всех остальных. Для этого мы и проводим свои акции, «Марши равенства», не требуя каких-то особых прав, кроме тех, что принадлежат всем остальным людям.

Каких прав вы добиваетесь в первую очередь?

К сожалению, дискриминация сегодня существует везде. Мы боремся за право на труд, чтобы сексуальная ориентация никогда не становилась причиной отказа в трудоустройстве или увольнения. За право на свободу слова и собраний. В России проблематично не только акцию провести, но и зарегистрировать правозащитную организацию. В регионах это практически невозможно, причем официальные ответы органов власти совершенно дикие и издевательские, полностью нарушающие Конституцию, в них пишут, например, что «подобные организации подвергают угрозе целостность РФ».

Но самое главное — это право на безопасность начиная с права на жизнь. Представители ЛГБТ-сообщества постоянно испытывают насилие, порой доходящее до убийств и самоубийств. Среди гомосексуалов и бисексуалов, особенно подросткового возраста, очень высок уровень суицида из-за школьного и домашнего насилия. Вспомним недавнюю история с 16-летним подростком по имени Иван, отец которого отправил сына лечить от гомосексуальности против его воли. Таких примеров множество. Подросток в процессе взросления осознает свои наклонности и испытывает сильный стресс. Он понимает, что мир будет настроен к нему враждебно. Ему ничего не остается, как «запереться в шкафу» и не выходить оттуда.

Чем вы объясняете право на однополые браки и возможность усыновления детей для таких пар?

Это явно не первые пункты нашей повестки, пока существуют прямое насилие и дискриминация. Тем более что институт брака постепенно теряет свою актуальность. Впрочем, на данный момент, конечно, возможность официально регистрировать отношения облегчила бы жизнь многим однополым парам. Партнеры могли бы навещать друг друга в больнице или тюрьме, распоряжаться совместным имуществом и, конечно, усыновлять детей.

В нашей стране такое количество детей брошено, находится в детдомах… Не дать им возможности вырасти в семьях, где они будут окружены заботой, — преступление. Гомофобы уверяют, что воспитание в семье геев психологически деформирует ребенка, как будто гомосексуализму можно научиться. Они забывают, что нынешние геи и лесбиянки рождались и воспитывались как раз в обычных семьях. У нас есть активистка, она лесбиянка, у нее уже взрослые дочь и сын — оба гетеросексуальны. Статистка говорит, что у детей, воспитанных в однополых семьях, нет никаких особенностей, кроме одной — они нормально относятся к ЛГБТ.

А распространение СПИДа по причине однополых связей не является проблемой?

Это очередной миф. Реальная проблема в том, что с принятием законов, направленных на дискриминацию геев, бороться с распространением ВИЧ-инфекции становится сложнее, в том числе среди ЛГБТ-сообщества. Предрассудки — это угроза здоровью всего общества. Чтобы эффективно противостоять ВИЧ, нужно бороться с предрассудками, способствовать не изоляции геев, а их социализации. Вводить курсы сексуального просвещения в школах, а не пытаться «защитить» подростков от любой информации, связанной с темой секса.

Каким образом хотя бы некоторые из этих прав могут быть реализованы в нынешнем государстве?

Наш главный адресат не государство, а общество. Дискриминирующие, «гомофобские» законы вроде того, что принят в нынешнем году в Санкт-Петербурге, отменить можно и нужно. Кроме того, нужны законы, запрещающие дискриминацию в будущем. Однако вопрос в том, будут ли они работать без изменения общественного сознания. Есть вещи, которые нельзя поменять на уровне права.

Мы давно выходим на общие акции протеста, добиваясь если и не дружелюбного, то хотя бы нейтрального отношения самой активной части общества, с которой возьмут пример и другие. Спустя определенное время нас стали абсолютно нормально воспринимать, даже считать неотъемлемой частью пейзажа.

Какие люди участвуют в движении? Почему они приходят в него?

Конечно, среди наших активистов больше непосредственно самих представителей ЛГБТ, но есть и политактивисты, и дружественные гетеросексуалы, которые создали целый «Альянс гетеросексуалов в поддержку ЛГБТ».

В основном людей в эту деятельность приводит желание противостоять ежедневной дискриминации, насилию и всяким гомофобским насмешкам. Есть тенденция к тому, что люди становятся активистами после того, как сталкиваются с нападениями. Например, избиение Елены Костюченко — журналиста «Новой газеты» и нашей активистки. Или недавний погром в клубе «7 Free Days».

На сегодняшний день у нас несколько сотен активистов по всей России, но мы не имеем четкой структуры, и назвать точное количество участников трудно. В мире ЛГБТ-активистов насчитывается тысячи.

Я же пришел, потому что это касается меня лично, я — гей. И не могу быть просто сторонником движения, при этом не говоря о себе. Я — гей, и стыдиться мне нечего. В конце концов быть геем — не поступок, поступок — заявить об этом и бороться за свои права и свободу. Никто не станет требовать соблюдения твоих прав, пока ты сам не начнешь этого делать.

Хотя многие предпочитают закрываться. Но это все равно некомфортно, когда от близких приходиться скрывать себя настоящего.

Участников ЛГБТ-сообщества как-то можно идентифицировать по политическим взглядам?

Наверное, никак. Палитра политических взглядов такая же пестрая, как радужный флаг. Но либералов большинство, потому что либерализм — это такой мейнстрим, либералы ведь призывают выступать за права каждого. В действительности, кстати, это происходит не всегда, и многие либеральные политики предпочитают на проблемы геев закрывать глаза. Но мы привлекаем их внимание, заставляем высказываться на эту тему.

Почему известные российские гомосексуалы и лесбиянки не поддерживают движение и не выступают публично против нарушения прав ЛГБТ, в отличие от западных коллег — Элтона Джона, Стивена Фрая?

На заре движения ЛГБТ такой поддержки не было и на Западе. Там, кстати, многие известные персоны совсем недавно совершили «coming out». А мы гораздо моложе, и наши успехи гораздо скромнее. «Звезды» начнут поддерживать нас, только когда мы добьемся конкретных результатов, а сегодня их молчание связано со страхом. Они боятся, что подобное признание повлияет на их имидж, доходы, отношение поклонников и приведет к потере аудитории. Их анонимная поддержка нам не нужна, потому что суть движения в открытости.

Вы много говорите про нетерпимость российского общества. Как вы думаете, что делает его столь нетерпимым по отношению к представителям ЛГБТ?

Я убежден, что российское общество ничем радикально не отличится от других: оно не более и не менее толерантное, чем другие страны в свое время. Просто в условиях, когда общество испытывает массу социальных проблем, многие срывают свою злобу на мигрантах или геях, а власть этому активно способствует.

В массовом сознании преобладает куча невежественных стереотипов, что геи — это такие взбесившиеся с жиру звезды шоу-бизнеса, богачи, сумасшедшие, которые уже не знают, что им попробовать. Но это не так, мы — обыкновенные люди, мы есть во всех социальных слоях общества. На одной из акций у нас был хороший лозунг: «Геи — это не профессия. Геи — это тысячи профессий».

«Комитет за рабочий интернационал» (КРИ) отличается от других левых организаций только тем, что выступает за права ЛГБТ? Какие еще цели вы преследуете?

Не только. Вообще КРИ — международная организация, существует она с 74-го года и на сегодняшний день представлена примерно в 40 странах, в некоторых достаточно сильно, как, например, в Англии, Швеции, Германии или Греции.

А главная цель заложена в названии: воссоздать мощный «Интернационал». Пока было бы нескромно говорит, что нам это полностью удалось. Но мы определенно не виртуальны, мы не являемся почтовым ящиком или группой в «Фейсбуке».

Какие решения социальных проблем вы предлагаете?

Решение мы видим в социалистической альтернативе капитализму. Она состоит в демократической плановой экономике, основанной на общественной собственности. Многие воспринимают это как пресловутый лозунг «все отнять и поделить», но имеется в виду демократическое управление собственностью со стороны профсоюзов или общественных организаций.

Посмотрите, что происходит в Канаде, Греции, посмотрите на знаменитый «Occupy Wall Street» в США или на массовые демонстрации во Франции и Англии, где не такой высокий уровень коррупции, как у нас. Люди протестуют, потому что власти находят выход из финансового кризиса за счет сокращения социальных гарантий, расходов на медицину, образование, пенсии.

Но при этом ни в одной из перечисленных стран левая идеология не становится доминирующей.

Потому что большинство стран — заложники двухпартийной системы, в которой есть условные умеренные правые и такие же умеренные левые, причем от их поочередного прихода к власти ничего не меняется. И те, и другие обслуживают интересы бизнес-элит.

Вы же собираетесь обслуживать интересы трудящихся, но, признаться, ни производите впечатление человека, работающего на заводе. Вообще в вашей организации состоит много представителей рабочего класса?

Смотря кого подразумевать под словом «трудящийся». Не стоит воспринимать рабочего только как мужика в каске и молотом в руках, будто сошедшего с советской открытки. Капитализм развивается, и виды деятельности, относившиеся в прошлом к сфере свободных профессий, теперь совсем иначе устроены. Сегодня фактически любой человек наемного труда — трудящийся, за исключением какого-то особого класса топ-менеджеров. Вот я, например, журналист, живу на зарплату, не имею собственных средств производства и являюсь трудящимся.

Вы баллотировались в КС, но не прошли. Среди избранных есть ваши союзники? Будете сотрудничать с этой структурой?

В КС почти нет левых. Удальцова, я думаю, скоро посадят. Развожаев уже сидит. Олег Шеин, который дважды избирался депутатом Госдумы, больших результатов не принес. Гаскаров, насколько я знаю, собирается бойкотировать КС. Аитова из КПРФ прошла из-за голосов либералов, потому как совпадает с ними во взглядах.

Вопрос о сотрудничестве поэтому сложный. Многие члены КС, например, поддерживают «Русский марш». Это тревожный звонок возможного раскола. Дальше они могут запретить участвовать в общих акциях протеста ЛГБТ-активистам, хотя мы весь год выходили со своими флагами и лозунгами, не испытывая никаких проблем, кроме мелких стычек с любителями «позиговать». Потом им не понравится кто-то еще… У нас есть группа лидеров оппозиции, которая мечтает о миллионах, вышедших на улицу, но для этого нужно противостоять национализму и ксенофобии.

Вы считаете, политическую повестку должны определять эти миллионы, о которых все мечтают?

Безусловно, недостаточно просто вывести миллионы людей на улицу. Да, под таким давлением рухнет любой режим, но ему на смену должно прийти что-то осмысленное. Новой власти будет недостаточно отменить самые одиозные законы, предстоит в корне менять ситуацию. Поэтому протесту необходимо наполняться социальными требованиями, простыми и понятными людям. Люди должны знать, за кого и зачем они выходят, иначе все постоят и разойдутся по домам.

А революция в Египте, свидетелем которой вы были, разве произошла не из-за стихийного выхода миллионов на улицы?

Революция в Египте начиналась одной из недооцененных в России форм протеста — волной забастовок по всей стране, тот же Тахрир — это же вовсе не митинг, а забастовка, оккупировавшая весь город и парализовавшая его работу. Когда 1 февраля я прилетел в Каир, то увидел, наверное, 7 «Болотных» одновременно, если не больше. Сотни тысяч людей! Не знаю, увижу ли такое еще раз?

И египетские события произошли не совсем стихийно, этому предшествовали долгие годы борьбы. Еще незадолго до 2010 года ситуация с протестом там была гораздо хуже, чем в нашей стране, выходили максимум 1-2 тысячи человек. Но все изменилось после выборов, где партия власти набрала свыше 90%, и еще благодаря тому, что арабский мир связан информационно. Телеканал «Аль Джазира» регулярно транслировал события в Тунисе, ставшие первой падающей костяшкой в домино прежних режимов.

Но после арабских революций на смену прежней власти пришли исламисты — неужели это лучшая альтернатива?

Проблема всех авторитарных режимов в задушивании оппозиции, выжигании каленым железом любой альтернативы.

За исключением исламистов?

Да, исламистов они использовали для подавления различной оппозиции — коммунистов, националистов, что только поспособствовало подъему исламистского движения, и в результате те беспроблемно пришли к власти. Видите, чем жестче режим, тем сложнее выбраться из ямы безальтернативности. Но во время самой революции не было ни одного исламистского лозунга, ни халифатов, ни шариатов, только социальные демократические требования.

Подавить ислам на Ближнем Востоке невозможно. Как можно подавить людей, у которых 5 раз в день «партийное собрание» в «агитационном штабе» — неподконтрольной властям мечети?

Источник